— Он не урод! — сестра снова повернулась и сверкнула глазами. — Ты его не знаешь, чего говоришь тогда?

— Сколько ему лет? — спросил я.

— Всего тридцать семь, — сказала она.

— Всего? — хохотнул я. — То есть, он на пару лет младше отца? Ну да, конечно. Прямо юный принц на белом мерседесе.

— Ну и что? — с вызовом сказала она. — Все девчонки так делают!

— Нафига? — спросил я.

— Ну… — смутилась Лариса, села на тахту и уперла лоб в ладони.

— Вот видишь, даже ответить не можешь, — я вздохнул и сел напротив нее. Попытался заглянуть в лицо. Блин, уже даже пожалел, что разговор этот затеял! Какой, нахрен, из меня психолог для девочки-подростка? Но не вмешаться я тоже не мог. Слушать хрень, которую эта оторва-Надя вкручивала в мозги моей сестры и не вмешаться было выше моих сил. Вот только как бы теперь до нее донести мысль, что я ей добра хочу?

Тьфу, зарраза. Главное, вслух этого не ляпнуть, а то будет звучать как нотация от мамы.

— Ларис, извини, что я без стука зашел, кстати, — сказал я. — Но я не мог не вмешаться, когда услышал, что эта твоя Надя пытается заставить тебя трахаться с каким-то женатым козлом. Как-то стремно мне, что из моей сестры пытаются дешевую подстилку сделать!

— Да твое-то какое дело? — Лариса подняла голову и посмотрела на меня. В глазах ее появились слезы. — Ты вообще понимаешь, что наделал? Мне же завтра… Блиииин… Она же…

— Лучшая подруга в школе устроит тебя в школе травлю? — прищурился я. — Так вспомни, с чего я начал. Никакая она тебе не подруга. И хрен знает, зачем ей надо, чтобы ты с тем козлом переспала. Может он ей деньги платит за поставку целок.

— Да что ты… — сестра аж задохнулась от возмущения.

— Тссс, тихо, сеструха, — я примиряюще похлопал ее по руке. — Я за тебя, честно-честно. Я же вижу, что тебе не очень-то и хотелось. Хотелось бы, давно бы переспала, правда?

Она насупилась и отвела взгляд в сторону.

— Не знаю я, чего мне хочется, — тихо сказала она. — Все, не хочу больше разговаривать, уходи. Мне теперь еще с проблемами разбираться из-за тебя…

— Лариса, я твой брат, — сказал я. — Хочу, чтобы ты всегда помнила, что я кого угодно за тебя порву.

— Ты? — воскликнула она и окинула меня таким презрительным взглядом, что захотелось сквозь землю провалиться. Твою мать… Все время забываю, что я говнарь. — Хорошо, если на меня первоклашки наедут, я к тебе обращусь.

— Зря ты так, — я подмигнул. — Все меняются.

— Уходи, — фыркнула сестра. — И дверь закрой поплотнее.

Я может и разозлился бы, но она была права. Пока в душе плескался, я себя еще разок внимательно в зеркало пораздглядывал. Я дрищ, что уж. Исправить это можно, только в один день такие вещи точно не делаются. Но с другой стороны, что откладывать-то?

Разговор какой-то дурацкий получился. Хотел как лучше, получилось… что получилось. Надеюсь, я хотя бы не испортил все. И Лариска не кинется из чувства противоречия звонить тому козлу на иномарке, или на чем она там сказала, он ездит. И спешно раздвигать перед ним ноги.

Захотелось со всего маху двинуть кулаком в стену. Грушу поколотить. Спарринга жесткого. Фух.

Короче, нефиг дома сидеть. Пройдусь. Район изучу, может тренажерку какую себе присмотрю. Я кое-как причесал свои патлы и собрал их в хвост на затылке. Посмотрел в зеркало. Херня. Не годится так. В идеале бы вообще до парикмахерской дотопать, и пусть снесут всю эту «красоту» под полубокс. Но нет. Я пока что говнарь, а среди говнарей принято носить длинные волосы. Так что надо просто научиться обращаться с этой прической, чтобы меня при взгляде на нее блевать не тянуло.

Я снова распустил хвост, взял расческу, которую для меня купила заботливая мама, и принялся терпеливо прочесывать каждую прядь. Шипя и матерясь сквозь зубы.

Потратил минут пятнадцать, наверное, на это бесполезное дело. Но голова стала смотреться хотя бы нормально. Гладко зачесанные назад волосы — это уже не так хреново, как вся башка в колтунах и петухах. Натянул ботинки, накинул куртку и вышел на улицу.

Отчасти это был знакомый район, я же здесь был раньше. В смысле, позже. Только в будущем тут все здорово изменится. На месте старого кинотеатра с пафосными колоннами будет здоровенный торговый центр из зеркального стекла. А там, где через тридцать лет будут разноцветные высотки-человейники, сейчас вообще частный сектор. Так что из знакомого здесь были, можно сказать, только названия улиц. Ну и жилые дома с общагами остались на тех же местах, где и стояли. Я заглянул в продуктовый магазин, обозрел пустой прилавок, за которым скучала продавщица. Даже не обратила внимания, что я зашел. Зрелище, конечно, непривычное. На полке за спиной угрюмой женщины в белом халате стояла пирамидка из банок морской капусты. А стеклянный прилавок-холодильник был пустым полностью.

— Молоко и хлеб привезут в пять, — не глядя на меня, сказала женщина. — Сахара нет.

Я спешно ретировался. Интересно, где мои родители умудряются закупаться? У нас в холодосе все есть. И колбаса, и тушеное мясо с картошкой, и овощи-фрукты всякие. Надо будет поучаствовать в семейном закупе продуктов, чтобы знать на будущее, где они берутся в таких условиях.

Тренажерный зал нашелся минут, примерно, через сорок моих блужданий по району. Вывеска «Тренажерный зал Самсон» украшала собой вход в подвал обычной среднестатистической хрущобы. Причем располагалась эта радость всего-то через два дома от моего. Просто я сначала пошел в другую сторону со своими исследованиями района.

Я толкнул решетку, которая заменяла этой тренажерке внешнюю дверь, спустился по короткой мрачной лестнице, тускло освещенной только одной чахлой лампочкой в самом низу.

Открыл вторую дверь.

Тренажерный зал начинался сразу за ней. Длинное помещение, не очень большое. Низкий подвальный потолок. Пара ламп дневного света придавало коже занимающихся оттенок легкой мертвечины. Пахло потом и каким-то ядреным средством от боли в суставах. Запах был такой густой, что резало в глазах. Стены красили явно когда-то давно. Настолько, что по остаткам серой краски, так где куски штукатурки еще не отпали, было сложно понять, какого она была когда-то цвета. Узкая полоска окна под потолком покрыта вековым слоем грязи. На дальней стене — длинное зеркало. И там еще зал поворачивал, видимо, он больше, типа буквой «Г».

Да уж, сурово. Деревянные скамьи с синими ножками, на блинах надписи «Сделано в СССР», стойку для разномастных гантелей варил явно дядя Вася из соседнего подъезда. Бухой, скорее всего. Шведская стенка. Ободранный конь, через которого мы в школе на уроках физкультуры прыгали. Из тренажеров имелся жим ногами и какое-то подобие кроссовера. Но это пофиг, свободных весов достаточно, а их выбор тут был вполне… представлен. Годится. Зато рядом с домом.

— Здравствуйте, а с кем я могу поговорить насчет условий занятий в этом зале? — вежливо спросил я, и тут на меня обратили внимание.

Мужиков было пятеро. Бритые почти под ноль, с накачанными бицухами, в майках, труселях типа семейников и резиновых тапках. Двое занимались жимом лежа — один толкал устрашающе здоровую штангу, а второй страховал, чтобы тот ее не уронил и не проломил себе все до самого пола. Третий качал бицуху гантелями. Перед зеркалом. Смотрел на свое отражение и на каждом движении с шумом выдыхал. Четвертый жал блок ногами. А пятый пытался приладить блин-двадцатку на пояс.

И когда я открыл рот, все пятеро повернулись ко мне.

— Чего? — сказал один, блеснув золотым зубом.

— Я хотел бы заниматься в этом зале, — сказал я. — Зашел узнать условия. Сколько стоит абонемент, часы работы и все такое.

— Смотри, а? — другой качок ткнул в меня пальцем и заржал. — Абонемент? Волосатик, а ты часом берега не попутал? Ты же дриц!

— Вот именно, — я кивнул. — А хотел бы перестать им быть. И бицуху, как у вас.

На самом деле пользы от таких «банок» никакой, конечно. Но по роже качка было видно, что своей бицухой он гордится. Женился бы на ней, если бы у нас можно было заключать браки со своей массой.

— Слышь, ты дверью ошибся что ли? — вступил в разговор третий. Дядька в возрасте, ростом меня пониже, зато здорово шире в плечах. Нос свернут на бок. Когда ощерился в типа улыбке, стало видно,